Подводные тайны, дополнение

В продолжение темы подводного плавания расскажу, как книга повлияла на меня. Впрочем, думаю, - что-то похожее может рассказать каждый из поклонников «Президента».

С самого раннего детства, сколько себя помню, бултыхаться в воде мне очень нравилось. По выходным дням летом мы всей семьёй шли на пляж. Река там у нас большая, полкилометра шириной. По ней то и дело сновали «Ракеты» на подводных крыльях, теплоходики поменьше и баржи, толкаемые буксирами. Мы, детвора, всегда с нетерпением ждали косой волны, которая приходила к берегу после того, как посередине реки пройдет очередное судно. Как-то, когда мне было лет пять, родители искупались и вышли на берег, а я остался плескаться на мелководье, так как плавать ещё не умел. Но меня уже тогда тянуло «на подвиги», поэтому я зашёл сначала по пояс, потом – по грудь. И тут то ли пришла волна от катера, то ли Архимедова сила приподняла моё тело, но сцепление ног с дном ослабло, и течение стало сносить меня с мелководья на глубину. В конце концов я совсем потерял опору под ногами и хлебнул воды, даже не успев закричать. Не разговаривать бы мне с вами, не окажись случайно рядом незнакомой женщины. Она подхватила меня, вывела на берег и сдала с рук на руки моим родителям.

После этого случая я хорошо запомнил, что уметь плавать – вещь необходимая. Поэтому на огромном, как хорошее озеро, пруду в небольшом уютном городке, куда каждое лето я ездил с бабушкой к её сестре, на чудесном пляже «Беленький песочек» я сначала нырял на мелководье «кверху попой», потом усиленно пытался копировать движения взрослых, и в конце концов лет в семь поплыл.

Году в 1967-м старшая сестра во время поездки с классом на экскурсию во Владимир увидела в тамошнем магазине и купила книжку «Президент Каменного острова» (второе издание). Сама сестра читала повесть ещё в 1964-м, когда её печатали в «Пионерской правде», и была без ума от неё. Вдвоём с мамой они долго пытались уговорить меня прочитать книжку. Но я только морщился («Про какого-то президента, про Кеннеди, что ли? Ну его!») и убегал на улицу, где кипела бурная жизнь.

В нашем доме было 15 мальчишек и 10 девчонок примерно одного возраста, да и в соседних домах примерно так же. Поэтому у нас с друзьями была куча «крайне важных» дел во дворе – мы лазили по деревьям, играли в ножички, чижик, лапту, вышибалу, догонялки, классики с баночкой из-под леденцов, наполненной песком. Гоняли на великах, делали деревянные самокаты на колёсах из металлических подшипников. которые нам приносили отцы, работавшие на заводах. Эти самокаты при езде по асфальту издавали металлический грохот римской колесницы. Не требовалось никакого велосипедного звонка, чтобы предупреждать обгоняемых прохожих, они сами со страху шарахались в сторону.

Мы лазили по пожарной лестнице на крышу и чердак нашего трёхэтажного дома, делали луки из веток дерева, мечи из деревянных планок, щиты из бочек (были тогда бочки из-под маринованной селёдки, состоявшие из трёх фанерных сегментов, каждый из которых, если приделать к нему ручку, становился прекрасным щитом, как настоящий), бомбочки из серы от спичек, «поджиги» (деревянная пистолетная ручка с прикрученной проволокой медной трубкой, набитой серой и забитой пыжом, тыльная часть трубки заглушена, в ней напильником пропилено отверстие, к которому изолентой примотаны три спички, в нужный момент их чиркают о коробок и - БАХ! Все должны помнить, как герой Сергея Бодрова в фильме «Брат-2» сделал такую штуку в Чикаго из подручных материалов) и многое другое. Естественно, всё вышеперечисленное активно нами использовалось. На крик матерей в окно: «Иди домой!», как правило, следовал ответ: «Сейчас!», после чего игра продолжалась дотемна, пока матери не выходили во двор и не загоняли нас по домам.

Однажды, когда мне было лет восемь, посреди лета на несколько дней вдруг зарядил дождь, и пришлось сидеть дома. Тут-то от безысходности я в конце концов сдался на уговоры мамы и сестры и взялся читать «Президента Каменного острова». Сами понимаете, с тех пор другие книжки стали мне не интересны (разумеется, за исключением «Трёх мушкетёров», которых я прочёл четыре раза, не считая многочисленных просмотров в заводском Дворце культуры французской экранизации этого романа 1961 года с бесподобной Милен Демонжо в роли Миледи; если кто не помнит, - она же великолепно сыграла Элен, подругу журналиста (Жан Марэ) в фильме «Фантомас» 1964 года). Больше того, друзей во дворе я стал агитировать играть в «Президента». Однажды, лет в одиннадцать, мне даже удалось совершить трюк, как мне казалось, не хуже, чем в книжке.

Летнее утро в нашем дворе начиналось по одному и тому же сценарию. Проснувшись и перекусив, мы выходили во двор и собирались у соседнего дома за большим деревянным столом с лавками, установленным тамошними мужиками для игры в домино (помните подобную сцену в фильме «Покровские ворота»?). Когда нас набиралось четверо, начинали резаться в карты в «Буру» или «Козла». Каждый следующий проснувшийся присоединялся к игре. Когда, наконец, просыпались все, кто не уехал на лето к бабушке в деревню или в пионерлагерь, вся дружная компания числом десять-двенадцать человек осёдлывала свои велосипеды и устремлялась на пляж, до которого было минут двадцать езды. На полпути можно было остановиться возле бочки с квасом и испытать блаженство, выпив стакан (ах, какой же вкусный тогда был квас!), если в кармане были лишние 3 копейки и если очередь была не на полчаса (люди стояли за квасом с трёхлитровыми бидончиками). На пляже в промежутках между купанием мы продолжали на песке резаться в карты.

Слева на подъезде к пляжу открывался затон, в котором стояли на якорях или лежали перевёрнутыми на берегу множество металлических лодок наподобие той, что была у обитателей Каменного острова. Берег был заставлен закрытыми на висячие замки металлическими ящиками, в которых владельцы лодок держали своё имущество, в том числе, и подвесные моторы (в 90-е годы подобное беспечное «безобразие» быстро прекратилось, так как, несмотря на замки, моторы стали массово воровать, как и всё вообще). Прочитав «Президента», я страшно завидовал счастливым обладателям моторных лодок.

Пляж располагался на широкой и длинной косе, отделявшей затон от русла реки. Поскольку пляж был официальным, - на нём имелось большое современное здание спасательной станции с эллингами для катеров. Напротив этого здания метров на двадцать пять от берега уходил понтонный пирс, заканчивавшийся домиком дежурных спасателей и причалом, возле которого стояли два мощных катера, один из них – белый «Тайфун» на подводных крыльях с мотором и рулём от «Волги» ГАЗ-24.

Чаще всего мы разбивали наш «лагерь» рядом с этим пирсом, потому что в воде обычно играли в догонялки. Самым надёжным способом уйти от преследования «водившего» было вылезти на пирс, пробежать по нему несколько метров и опять нырнуть в воду, потому что скорость бегуна выше скорости пловца. Спасателям не нравились наши забавы, и из мегафона на их домике то и дело слышались грозные окрики в наш адрес.

Однажды, как обычно, пробежав по пирсу, я оторвался от преследования «водившего» и нырнул в воду. Вынырнув, почувствовал, что кто-то крепко схватил меня за руку. Это оказался крепкий парень лет восемнадцати, как я потом понял, - помощник спасателей (у меня самого до сих пор хранится значок и удостоверение члена добровольного общества спасения на водах «ОСВОД», всё участие в котором, правда, свелось к однократной сдаче членских взносов в школе). Парень помог мне выбраться на пирс и провёл в домик спасателей, с гордостью предъявив им свой «трофей».

Трое спасателей сидели, вальяжно развалившись в креслах. Похвалив помощника, они объявили, что я допустил грубое нарушение правил, за что полагается наказание, и велели отвести меня на площадку с катерами. Створки моторного отсека «Тайфуна» были открыты. «Помощник» предложил мне залезть в отсек. Места там было вполне достаточно. На дне отсека плескалась вода, её было много, сантиметров пятнадцать. Парень вручил мне губку и сказал, что отпустит только после того, как я осушу отсек. Подозреваю, что это была его обязанность, но взрослые спасатели посоветовали ему поймать «раба». Я впервые оказался на «Тайфуне», и мне было интересно посмотреть, как там всё устроено, но перспектива полчаса заниматься откачкой воды в то время, как мои друзья купаются, играют в догонялки и режутся в карты, меня привлекала мало.

Я раз пять «качнул» губкой воду. Довольный парень отправился к спасателям уверенный, что деться мне оттуда некуда. Действительно, единственный путь на берег лежал через домик спасателей. Но, успела только спина «помощника» скрыться в проходе, как я встал на задний борт катера и нырнул. Стресс приумножил мои силы, и я вынырнул всего в пяти метрах от берега, проплыв под водой почти двадцать метров. Вынырнув, я оглянулся и сразу увидел парня, стоявшего на пирсе и напряжённо всматривавшегося в поверхность воды. Увидев меня, он ринулся бежать, но я уже был на берегу и припустил как заяц. На оживлённом пляже затеряться не представляло труда.

Мысленно я отчитался ребятам с Каменного острова, что чту их традиции.

Году в 1973-м, когда мне было двенадцать, старшая сестра взяла меня с собой на юг, в Пицунду. Жили мы там «дикарями». На пляже я быстро познакомился с местными мальчишками, моими ровесниками. Одной из наших забав было зайти поглубже или даже немного отплыть от берега, забросить камень и наперегонки плыть искать его. Побеждал тот, кто первым достанет камень со дна. Дно в Пицунде галечное. У берега все камни разного цвета – чёрные, белые, зелёные, потому что набегающие на берег волны перекатывают и таким образом чистят гальку. А уже метрах в двадцати от берега все камни на дне одинаковые серо-зелёные, поскольку покрыты тонким слоем ила. Мы бросали в воду камень белого цвета, чтобы даже без маски его хорошо было заметно на фоне серого дна (кстати, сегодня, когда я пишу эти строки, смог выбрать время в командировке и открыл сезон - поплавал и понырял в море, жаль, - не было с собой маски). Камень обычно приходилось доставать с глубины два-три метра. К своему удивлению я заметил, что мне чаще других удаётся доплыть первым и достать камень, несмотря на то, что я вырос на реке, а местные ребята – на настоящем море! Я объяснил себе это тем, что раз из-за большей плотности солёной воды плавать в море легче, то человек, привыкший плавать в речной пресной воде, будет иметь преимущество.

Спустя неделю-другую после нашего приезда погода испортилась, и поднялся шторм. Говорили, что шторм был пятибалльный. Высота гребней волн, накатывавшихся на берег, была в два человеческих роста. Обидно, приехав на море, сидеть на берегу. В конце концов я заметил, что некоторые мужчины умудряются заходить в море, преодолевать зону, где волны закручиваются в мощный бурун, отплывают подальше и там качаются на больших волнах. Мне тоже захотелось научиться этому.

Понаблюдав, я понял, как это делается. Сначала нужно было дождаться, когда волна обрушится на берег и начнёт откатываться назад. В этот момент слой воды на гальке совсем тонкий, и нужно бежать за отходящей волной что есть мочи, чтобы успеть преодолеть как можно большее расстояние. Следующую волну приходилось встречать, когда она набегала на берег в виде крутящегося буруна диаметром около метра или чуть больше. В момент встречи с буруном нужно было подпрыгнуть и сесть на него. Бурун, конечно, на какое-то расстояние возвращал тебя к берегу, но меньшее, чем ты успел до этого пробежать. Как только бурун уходил на берег, таща за собой воду, под ногами вновь оставался тонкий слой воды, и опять нужно было бежать в сторону моря. После нескольких таких процедур ты уже встречал очередную волну не в виде крутящегося буруна, а в виде набегающей на тебя стены высотой в два человеческих роста. Тут ни в коем случае нельзя было оказаться стоящим в полный рост, иначе волна с чудовищной силой закрутит и провезёт физиономией по гальке. На этом этапе рецепт другой – нужно присесть и поднырнуть как можно ниже в самое основание этой движущейся водяной стены, там относительно спокойно. После того, как такая волна прошла над тобой, бежать уже не получится – глубина не позволит. Нужно плыть изо всех сил дальше и ждать встречи с новой волной. После нескольких таких подныриваний и бросков вперёд ты оказываешься там, где волны соответствуют слову «волна», а не «стена». Там можно приятно покачаться на качелях, когда волна плавно поднимает тебя метра на два-три вверх и опускает вниз. Возвращение на берег состоит из тех же самых этапов, только в обратном порядке.

Я научил этому даже свою старшую сестру. После того, как я провёл её через волны туда и обратно, она рискнула повторить это самостоятельно. Видно было, как она преодолела зону бурунов и водяных «стен» и закачалась на волнах. Стоя на берегу, я старался не терять её из виду. Через некоторое время увидел, как она машет мне рукой. Помахал ей в ответ. Но она продолжала махать. Заподозрив, что у неё не всё в порядке, я отправился к ней. Выяснилось, что она забыла мои наставления по возвращению назад через опасную зону волн и была в панике, пришлось напомнить.

Безусловно дело это было опасное. Однажды погиб мальчишка лет четырнадцати в первый же день после приезда с мамой на море. К тому времени шторм даже слегка поутих. Увидев, что народ заходит в воду, мальчишка не утерпел и тоже полез в море. Его ошибка была в том, что он не понаблюдал внимательно за другими и не спросил ни у кого совета. В результате набежавшая стена воды крутанула его и ударила головой о дно. Обычно в таких случаях всё заканчивалось синяком или разбитым носом, но мальчишке не повезло, так как вместо гальки ему встретился камень покрупнее…

Другой интересный случай с нырянием произошёл со мной в сентябре 1987 года. Наша дружная институтская компания (дружим до сих пор) собралась вместе только в самом конце лета, потому что одна её часть вместо каникул работала на заводе, а другая ездила в стройотряд. Встретившись, мы решили позволить себе задержаться с началом нового семестра и мотануть на недельку на юг, в Пицунду. Тем более, что за лето все заработали денег.

Приехав туда, мы поселились у знакомых в частном секторе, который местные зовут Рыбзаводом. Вечером решили прогуляться до местного пляжа. Моё внимание привлекло странное явление в море метрах в трёхстах от берега. Море в тот день было спокойным, но в том месте вода вспенивалась белыми бурунчиками, как будто там резвилась стая дельфинов. Странным было то, что эта «стая дельфинов» оставалась на одном и том же месте. Дело было к вечеру, поэтому разгадку тайны я отложил на завтра.

На следующий день я взял маску и ласты и отправился к загадочному объекту. Подплыв, обнаружил, что то, что я принял за стаю дельфинов, представляет собой подводную скалу, верхняя часть которой плоская и почти совпадает с поверхностью моря. Набегая на неё, волны слегка пенятся, что и заметно с берега. Моряки называют такие образования «банка». Нырнув, я увидел почти вертикальную стену банки. Глубина в этом месте была метров шесть, дно чистое песчаное. Я стал обныривать банку кругом. Она имела почти правильную круглую форму диаметром метров пятнадцать-двадцать, как большой пень. Вся поверхность банки обросла мидиями. Оказавшись с противоположной от берега стороны, я неожиданно обнаружил у самого дна грот, уходящий внутрь скалы. Сечение грота имело форму арки шириной метра полтора. Я осторожно заплыл внутрь и стал медленно продвигаться вперёд. Голову свербила тревожная мысль, если грот закончится тупиком, - хватит ли воздуха в лёгких на возвращение обратно? Продвинувшись внутрь метра на три-четыре, я принял решение не рисковать и повернуть назад, но в последний момент успел заметить в конце грота свет. Вернувшись на поверхность, отдышался и уже целенаправленно, быстро опустился на дно, заплыл в грот и энергично заработал ластами. Метров через семь-восемь оказался на песчаной полянке диаметром метра два с половиной, на которую сверху падал солнечный свет. Всплыв на поверхность, я понял, что нахожусь практически посередине банки. Прошлёпав в ластах до её края, я спрыгнул в воду и возвратился на берег.

Мой рассказ заинтересовал друзей, и почти все они согласились повторить со мной маршрут через грот. Мне удалось провести по нему даже двух девушек из нашей компании, при этом свои ласты я отдавал подопечной, а сам навострился обходиться без них. Вот только во время преодоления грота облепившие его изнутри мидии царапали мои незащищённые «галошами» ласт пятки.

Всю неделю мы собирались отведать жареных мидий, которые в изобилии росли на скале, но из-за насыщенной программы отдыха это не удавалось. В результате дождались, когда испортилась погода и слегка заштормило. Тем не менее, очень хотелось выполнить намеченное (помните у Высоцкого: «Ну если я чаво решил, то выпью обязательно!»), поэтому в последний вечер на море ребята насобирали деревяшек, выброшенных на берег волнами, и развели костёр, а мы вдвоём с другом поплыли к банке и перочинными ножами наковыряли мидий, которых складывали в целлофановые пакеты, привязанные к плавкам. При сильном волнении это было непростым занятием :-) Когда мы вернулись на берег, на углях костра уже лежал раскалённый лист железа, найденный здесь же, на берегу. Всё бы хорошо, только вот никто из нас не догадался захватить соль, а ещё лучше – кетчуп, поэтому оценить деликатес в полной мере мы не смогли :-)

Мне часто снится этот грот. Очень хочется вернуться туда и проплыть знакомым маршрутом ещё раз.

А вот с аквалангом мне удалось погружаться только однажды, в Египетской Хургаде, во время экскурсии на катере на коралловый риф. Все «чайники», погружающиеся впервые, под водой обязаны держаться за руку инструктора. Для инструктора погружение с «чайниками» - скучная рутина, ему лень погружаться слишком глубоко, он торопится отработать с одним «чайником» и вернуться на катер за следующим. Но тут он не на того напал, - я тянул его глубже и глубже, насколько это было возможно. Так мы и погружались – я внизу, а он выше меня на две вытянутых руки, - мою и его. Дайвинг - это здорово, особенно на море с его прозрачной водой. А вот мой друг следопыт Сергей постоянно ныряет с аквалангом на озёрах, в том числе, и на Островитинском.

Прыжки в воду с высоты – это отдельная тема. Об одном прыжке с моста в молодости с неудачным входом в воду с излишне прогнутой спиной моя поясница напоминает мне регулярно :-)

В студенческие времена мы с друзьями облюбовали для себя удачное место для купания. Садились на трамвай и ехали несколько остановок до небольшого канала шириной метров пятьдесят, через который был перекинут мост, по которому когда-то было движение транспорта, а потом его закрыли. Подростки из окрестных домов приходили на канал купаться, а иные, что посмелее, прыгали с моста «солдатиком». Некоторые взрослые мужчины ныряли «рыбкой». Высота моста над водой была четыре метра, а с перилами – пять. Мы с друзьями тоже начали с ныряний «солдатиком», потом некоторые из нас рискнули методом «проб и ошибок» освоить более рискованный способ - «рыбкой». Сначала с четырёх метров, а потом и с перил. Опыт давался ценой отбитых до красноты живота и боков.

После входа в воду я усиленно грёб, пытаясь достичь дна, опускался метров на пять-семь, но каждый раз приходилось прекращать погружение из-за давления на уши и неопределённости с глубиной дна. Как-то раз я приехал понырять и застал под мостом лодку спасателей. Один из них был с аквалангом, другой страховал его на лодке. Они что-то искали, - то ли утопленника, то ли что-то ещё. Я поинтересовался глубиной посередине канала и узнал от них, что глубина девять метров. Когда есть определённость, то всё становится гораздо проще, и после этого я стал доныривать до дна. А как-то раз перенырнул канал поперёк от берега до берега, двигаясь всё время вдоль дна и периодически касаясь его руками.

Изредка мы ездили купаться на Водный стадион на берегу Химкинского водохранилища. Это было помпезное сооружение сталинской эпохи с трибунами на 3 тысячи зрителей, построенное в 1935 году. Когда-то там проводились соревнования по плаванию, гребле и парусному спорту. Эти трибуны можно увидеть в замечательной кинокомедии «Королевская регата» (1966 г.), главными героями которой являются студенты, члены команды по академической гребле Московского авиационного института. В 80-е годы соревнований там уже не проводили из-за обветшалости трибун без капитального ремонта, да к тому же построенного к Олимпиаде-80 в Крылатском более современного Гребного канала.

Зато летом трибуны Водного стадиона привлекали множество москвичей, приезжавших сюда позагорать и искупаться. Справа от трибун на самом краю набережной возвышалась бетонная судейская вышка, манившая к себе желающих понырять. Иногда туда даже выстраивалась очередь. Большинство ныряло с её нижней площадки высотой не больше четырёх метров над водой. Наиболее отчаянные забирались на крышу вышки и ныряли с высоты метров шесть с половиной – семь. Самое главное в этом случае, - сразу после входа в воду не затягивать с изменением направления своего движения с вертикального на горизонтальное, потому что глубина здесь составляла всего метра два с половиной, и руки часто касались галечного дна.

Одно время нам с друзьями полюбился ещё один пляж на берегу Москва-реки, до которого также недолго было ехать трамваем. Пляж располагался недалеко от места, где Москва-река соединяется с каналом имени Москвы (Москва-Волга). Пляж был довольно многолюдным. Время от времени напротив пляжа бросали якорь в ожидании очереди на проход через шлюз канала буксиры с гружёными песком баржами. Как только это случалось, - несколько человек с пляжа сразу же устремлялась вплавь «на абордаж». По бортам барж висели на верёвках старые автомобильные покрышки, служившие амортизаторами при швартовке в шлюзах. Зацепившись за покрышку, можно было забраться на борт баржи, пробежать до её носа, подняться по крутой металлической лесенке на один из двух высоких «клыков» и нырнуть с него.

Объясню, для чего служат эти «клыки» на носу баржи. Такие же «клыки» есть и на носу буксира. Этими «клыками» буксир упирается в задний борт баржи и толкает её вперёд. Но в зависимости от того, пустая баржа или гружёная, её «осадка» (высота погружённой в воду части) может отличаться метров на пять. Именно поэтому и нужны буксиру высокие «клыки». Если буксир толкает гружёную баржу (в этом случае её борта возвышаются над водой всего на каких-то полметра), то он упирается в её задний борт нижней частью своих клыков. Если же он толкает пустую баржу (её борта возвышаются над водой метров на пять), то, соответственно, упирается в неё верхней их частью. Но иногда в целях «повышения эффективности» буксир может толкать не одну, а сразу две баржи, сцепленные «паровозиком». В этом случае буксир толкает одну баржу, а она в свою очередь – вторую. Но ведь и тут не исключён вариант, что одна баржа может оказаться пустой, а другая – гружёной. Поэтому все баржи в своей носовой части также имеют два высоких «клыка» для компенсации разницы их «осадки».

Гружёная баржа

Пустая баржа

Однажды, загорая на песке, я увидел приближавшийся буксир с баржой, и, не теряя времени, поплыл наперерез. Буксир сбавил ход и бросил якорь. Я оказался первым, кто достиг цели. Взобраться на борт оказалось труднее, чем обычно, но в спешке я не придал этому значения. Пробежав по борту баржи к носу, я подняться по крутой лесенке на высокий «клык», изготовился к прыжку, но замер как вкопанный. С такой высоты мне ещё никогда не приходилось нырять. Оглянувшись, я понял, почему в этот раз забраться на баржу было труднее, чем обычно, - баржа была пустой. Поверхность воды рябила где-то далеко внизу. Было страшно.

Естественное чувство самосохранения подсказывало спуститься по лесенке с «клыка» и спокойно нырнуть с борта с высоты метров пять, тоже немало. Но я стоял на этой вершине как перст и чувствовал, что на меня сейчас устремлены взоры нескольких сотен загорающих на пляже, половина из которых - женщины. Такого позора я не мог себе позволить испытать, поэтому собрал волю в кулак, оттолкнулся и полетел головой вниз. Впервые при прыжке мне довелось услышать нарастающий свист ветра в ушах. Слава богу, - в воду вошёл удачно. Иногда удавалось сделать два, а то и три прыжка с одной баржи. Но в этот раз, вынырнув на поверхность, я перевёл дух и поплыл к берегу, даже не посмотрев, рискнул ли кто-то нырнуть вслед за мной. Сейчас, когда пишу эти строки, нашёл в Интернете чертёж баржи и узнал, что высота «клыков» пустой баржи над поверхностью воды - десять метров…

Другой экстремальный вид плавания – моржевание. Иногда делаю это, когда душа просит. Бывает, что и на Островито. Впрочем, и на эту тему есть подходящий эпизод в повести, когда после неудачной рыбалки с пороховой бомбой герои пешком возвращаются домой, и на вопрос Гарика о Президенте Федя Гриб рассказывает ребятам про Сороку.

Рукопись, глава пятнадцатая:

«…Гриб был в штанах и даже рубаху успел надеть. А мы с Гариком остались в одних мокрых трусах. Всё наше добро уплыло на лодке. Придётся голышом шагать.

– А этот Президент,– спросил Гарик,– кто он такой?

– Из интерната,– ответил Федя.– Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, а потом прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. У них там на острове дом, сами построили. Ну и всё лето живут там. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются как бога… Нашим мужикам насолил. Двоим ножом сети порезал и всю рыбу выпустил. Осенью дело было. Не поленился, паразит, нырнул в холодную воду и порезал сеть... Ну мужики и осерчали. Хотели поймать, да поучить маленько, только как его на этом острове достанешь?. Есть у них потайной ход, да разве найдёшь? Охраняют, наверное. Хоть бы восстание против Президента подняли…»

В книжной версии этого абзаца есть незначительные отличия.

Книга, глава шестнадцатая, стр.90:

«…Гриб был в штанах и даже рубаху успел надеть. А мы с Гариком остались в одних мокрых трусах. Всё наше добро уплыло на лодке. Придётся голышом шагать.

– А этот Президент, – спросил Гарик, – кто он такой?

– Из интерната, – ответил Федя. – Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, но прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. И наших, островитинских, кое-кого переманил. У них там на острове дом, сами построили. Ну и всё лето живут в нём. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются, как бога… Нашим мужикам насолил. Двоим ножом сети порезал и всю рыбу выпустил. Осенью дело было. Не поленился, паразит, нырнул в холодную воду и порезал сеть... Ну, мужики и осерчали. Хотели поймать, да поучить маленько, а он ушёл. Есть у них потайной ход, да разве найдёшь? Охраняют, наверное...»

Словом, мастерство ныряний и плавания ребят с Каменного острова Вильяма Козлова всю последующую жизнь не давало мне покоя и толкало на «подвиги». Думаю, - так же, как и многих других, прочитавших в детстве эту книгу.

Но вернёмся к теме рукописи.

Высокие устремления советской молодёжи :-)

Помните эпизод из ещё одной бессмертной комедии - «Берегись автомобиля» Эльдара Рязанова, где режиссёр любительского театра (Евгений Евстигнеев) на собрании коллектива произносит гениальную фразу: «Кого мы только не играли в своих коллективах! Лучше не вспоминать… Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете, нашего Шекспира?»

Вот и ответственный редактор «Детской литературы» Н.Л. Страшкова, видимо, раскритиковала Вильяма Козлова за то, что мальчишки с острова всего лишь разводят кроликов, спасают лосей, борются с браконьерами и разыскивают могилу героя Гражданской войны. Так и слышу её голос: «Живём в середине двадцатого века, покорили полюса Земли, высочайшую вершину мира Эверест, опустились на дно океана, недавно первыми в мире запустили искусственный спутник и в космос полетели! Наша советская молодёжь должна ставить себе ещё более высокие цели! Где полёт фантазии?»

Вдохновлённый этим напутствием Вильям Козлов ушёл домой и на следующий день принёс листы с несколькими вставками в текст повести:

Книга, глава шестнадцатая, стр 90:

«– А этот Президент, – спросил Гарик, – кто он такой?

– Из интерната, – ответил Федя. – Не нашенский. Без матки и батьки слонялся. Беспризорник. А потом сюда привезли. Два раза убегал, но прижился на нашу голову. После директора самый тут главный. Над интернатскими верховодит. И наших, островитинских, кое-кого переманил. У них там на острове дом, сами построили. Ну и всё лето живут в нём. Другие по домам разъезжаются, а у Президента нет дома, вот тут и околачивается со своими дружками. Они его слушаются, как бога. Поглядеть – одна умора, что они творят! За три версты брёвна куда-то таскают. Тяжеленные! А что на острове делают – никто не знает. Мы пытали у своих – как воды в рот набрали. Может, ракету какую изобретают?..»

Книга, глава тридцать третья, стр. ХХХ

«– А этот Сорока – упрямый человек... Сам хотел токарный станок собрать и установить. Двое суток не вылезал из мастерской... Даже на обед не ходил. Приносили ему в котелке.

– Герой... – усмехнулся Гарик.

– Токарный станок собрать и установить – штука хитрая... Директор интерната, когда увидел на полу кучу деталей и испачканного в машинном масле Сороку, за голову схватился: дескать, всё пропало! Ну и позвал меня. Пришел – он сидит на полу, глаза красные: шутка ли, две ночи не спал. И говорит мне: «Я буду собирать, а вы молчите. Когда ошибусь, скажите...» Таким образом и работали. Он собирал, а я молчал... Вскинет на меня глаза, улыбнётся и орудует ключами да отвёртками. Станок он собрал, я лишь электрооборудование установил. Я ему говорил, что техника – это его призвание, а он вбил себе в голову что-то другое...

– Лётчиком хочет быть, – сказал я.     

– Космонавтом, – прибавил Гарик.     

Он сказал это в шутку, но я подумал, что так, наверное, и есть. Вот почему они так много занимаются спортом, закаляют себя. Каждый день у них тренировки. Остров – это их звёздный городок. И дружба с летчиками... И как я раньше не сообразил, что мальчишки готовятся стать космонавтами? Коля Гаврилов как-то намекал на это, но я тогда не сообразил... Я думал, они так, от нечего делать придумывают разные штуки. А тут вон какое дело. И шары в небо запускают не просто так. И кто знает, может быть, там в глубине острова у них оборудована стартовая площадка. И ракету изобретают. Отец ведь говорит, что у Сороки талант к технике».

Книга, глава тридцать пятая, стр. 187:

«– Высота две тысячи, – раздался голос сверху. На высоченной сосне, у самой вершины, был сделан маленький помост. На нём стоял босоногий мальчишка и глядел в прибор, похожий на подзорную трубу.

– Зачем вы эту штуку запустили? – спросил Гарик.

– Люблю шары запускать... – сказал Сорока.

– Две тысячи пятьсот метров, – доложили сверху.

– Я говорил, до Марса долетит, – сказал Гарик.

– Уж сколько лет учёные спорят, есть ли на Марсе жизнь? – сказал Президент. – И никто не узнает, пока нога человека не ступит на эту планету... Если марсиане существуют, то какие они? На нас похожи или на пауков каких-нибудь? Главное не в этом, а вот мирные они существа или воинственные? Марс – бог войны... У вас в Ленинграде есть Марсово поле. Как они встретят нас? Дубинками или хлебом и солью...

– Марсиане пилюлями питаются, – сказал Гарик. – Я где-то читал...

– Это самая интересная планета... – продолжал Сорока. – После Луны полетят туда... Вот увидите.

– Может быть, ты полетишь, – сказал я.

Сорока посмотрел на меня, усмехнулся:

– Может быть...»

«– Я в ваши дела не хочу вмешиваться, – сказал отец, – но, по-моему, вам следует подружиться с ребятами... Какие же вы соседи? И потом, как мне кажется, Сорока настроен к вам дружелюбно.     

– Он тебе говорил? – живо спросила Аленка.     

– У них много интересного...     

– А ракета у них есть? – спросил я.     

– Чужие тайны не выдаю, – засмеялся отец».

И ведь опять оказалась права Н.Л. Страшкова! Очень стали к месту эти космические цели мальчишек с острова. Читатели завидовали обитателям Каменного острова и невольно хотели быть на них похожими.

Воздушные шары

Мне удалось постепенно разгадать много загадок книги, но оставались две, продолжавших мучить меня – кто была та, что стала прототипом Алёнки, и как в голову Вильяма Козлова пришла необычная мысль снабдить ребят на острове воздушными шарами. Так вот, - по крайней мере одну из этих двух загадок я наконец разгадал и готов открыть вам. У меня никогда не было сомнений, что всё, о чём пишет любой писатель, берётся из его жизненного опыта. Типичный пример этому – мимолётный эпизод из нашей повести, в котором Вильям Козлов упомянул «гильзу от японского карабина», о чём я написал одноимённый очерк. Оставалось найти в его жизни эпизод, когда ему довелось столкнуться с воздушными шарами. Для начала приведу текст рукописи, а потом напомню, как эта тема звучит в книге.

Рукопись, глава тридцать вторая (приглашение на остров Серёжи, Алёнки и Гарика):

«Сорока подозвал Колю и сказал ему:

- Готовь к запуску!

Коля исчез в доме и скоро снова появился со знакомым мне воздушным шаром и рыбиной, вырезанной из чёрного картона, быстро привязал ниткой к шару рыбину и оглянулся на Сороку. Тот смотрел на небо и прислушивался.

- Пускай!- сказал Президент.

Шар с рыбиной взмыл над островом. И я услышал далёкий гул. Три истребителя низко прошли над деревьями. Развернулись и ещё раз пронеслись над островом, покачав крыльями.

Истребители исчезли, а мы, задрав головы, всё ещё смотрели на ясное небо. Чёрная рыбина отчётливо виднелась. Покачиваясь, она поднималась всё выше и выше и вот скоро превратившись в точку, исчезла.

- Куда она улетела?- спросила Алёнка.

- В космос,- ответил Гарик.- Фотографировать обратную сторону планеты Марс.

- Обыкновенный шар-зонд,- сказал Сорока.

С дерева спустился Коля. Мы и не заметили когда он туда забрался.

- Лопнул,- сказал он.- На высоте тысяча двести метров.

Я взглянул на сосну. Огромная, она выделялась из всех деревьев. У самой вершины я увидел маленький помост. Это оттуда Коля наблюдал в бинокль за шаром-зондом.

- Зачем вы эту штуку запустили?- спросил Гарик.

- Люблю шары запускать,- сказал Сорока.

Мы поняли, что он ничего нам не скажет. Наверное это сигнал для лётчиков: приезжайте, клёв отличный!»

Книга, глава тридцать пятая, стр. 185:

«На лужайке Коля Гаврилов привязывал к прозрачному шару вырезанную из картона чёрную рыбину. Сейчас запустит в небо. Послышался знакомый гул. Над лесом показались три вертолёта. Шар с рыбиной взмыл над островом. Вертолёты пролетели, а мы, задрав головы, всё ещё смотрели на ясное небо. Чёрная рыбина отчётливо виднелась. Покачиваясь, она поднималась всё выше и выше и скоро исчезла.

– Куда она улетела? – спросила Алёнка.

– В космос, – ответил Гарик. – Фотографировать обратную сторону Марса.

– Обыкновенный шар-зонд, – сказал Сорока.

– Высота две тысячи, – раздался голос сверху. На высоченной сосне, у самой вершины, был сделан маленький помост. На нём стоял босоногий мальчишка и глядел в прибор, похожий на подзорную трубу.

– Зачем вы эту штуку запустили? – спросил Гарик.

– Люблю шары запускать... – сказал Сорока...»

Как видим, текст книги отличается от рукописи непринципиально. Я понял, откуда в «Президенте» взялась тема воздушных шаров-зондов, когда повторно перечитал повесть Козлова «Юрка Гусь» (при первом прочтении как-то не обратил на это внимания). Повесть автобиографическая, прототип главного героя - Юрки Гуся – сам Вильям Козлов. Время действия – военные годы, когда он жил у своей бабушки на станции Куженкино.

«Юрка Гусь» (1962 г.), глава «Члены метеорологического общества»:

«Проснулся Юрка утром — и глаза не хочется открывать… Сколько ни валяйся в кровати, а вставать надо. Бабки нет. Ушла куда-то. Чугунок с холодной картошкой стоит на столе. В алюминиевой кружке жир, на тарелке— хлеб. Полегче стало с едой. В магазине опять прибавили хлеба, крупы, жира. И даже сахар по карточкам дают.

Юрка оделся и сел за стол. Взял картофелину, а в рот так и забыл положить: за окном творилось что-то необыкновенное. Отряд «истребителей» в полном составе разгружал машину. На землю сбрасывали доски, круглые белые брёвна, инструменты. Тимка Груздь стоял на крыльце сельсовета с трубой. Труба была чёрная и с треногой посередине.

Юрка не стал завтракать. Пулей выскочил из дому, добежал до калитки, а на дорогу вышел степенным шагом. Не хватало ещё, чтобы «истребители» подумали, что он сгорает от любопытства. Машина ушла, а ребята стали складывать доски и брёвна. На Юрку никто не обращал внимания. Все были заняты делом. Перебрасывались между собой быстрыми непонятными словами. Владька Корнилов, опустив черный чуб на глаза, сидел на траве и топором открывал ящик. Юрка подошел поближе, заглянул через плечо.

— Отскочи, — сказал Владька.

— Топор-то в руках держать не умеешь...

— Отскочи, говорю! — Владька посмотрел на Юрку и прибавил шёпотом: — Рванёт — костей не соберёшь!

Юрка шарахнулся от ящика, но потом снова подошёл.

— Тол? — спросил он. — С толом я умею обращаться.

— Тол — чепуха, — сказал Владька, засовывая топор в щель, — тут, дорогуша, кое-что почище! — Крышка заскрипела и отскочила. В ящике лежали какие-то странные приборы — не то градусники, не то водомеры. И ещё лежали в ящике чёрные железные стойки с белой шкалой и делениями…

— Станцию строить будем, — сказал Владька и любовно подул на прибор…

— Чего вы будете строить? — спросил Юрка.

— Метео... рологическую станцию, — в два приёма выговорил Борька.

— A-а знаю, — сказал Гусь. — Это микробу ловить...

— Не-е... Погоду будем определять. Когда дождь, когда вёдро.

— Когда зима, когда лето...

— Будем температуру воздуха определять... — Борька посмотрел на небо и спросил: — Сколько сейчас градусов?

Юрка тоже посмотрел на небо, но там ничего не было написано.

— Много, — сказал Юрка. — А зачем температура? И так ясно, что лето на дворе, а не зима.

— Сейчас проверим... — Борька подошёл к приборам, которые выложил Владька на землю, взял один в руки. — Двадцать четыре градуса.

— А дождь? — спросил Юрка.

Борька взял барометр.

— Так... переменно. Дождя не будет.

— Будет, — сказал Гусь. — Бабка без этих штук знает, когда будет дождь.

— Поменьше слушай бабкины прогнозы, — назидательно сказал Борька. — Науке верь.

— Эй, Гусь! — позвал Тимка Груздь. Он все еще не мог расстаться с трубой. Это была не простая труба, как сначала показалось Юрке из окна. В трубе блестели выпуклые линзы, на узком конце вращался окуляр с делениями. Тимка поставил трубу на треножник, приник к окуляру и стал крутить какой-то винт.

— Погляди, — предложил он Юрке.

Гусь глянул в трубу и присвистнул: красный семафор был так близко, что, казалось, до него можно рукой дотронуться. А на самом деле до семафора было километра два.

— Сила! — сказал Юрка, с трудом отрываясь от трубы. — Не то что бинокль.

Тимка пригнулся к трубе и минут пять смотрел в сторону леса.

— Поезд, — сказал он. — В трубу мы теперь будем каждый день глядеть, — Тимка показал на ящик. — Это всё наше. Воинская часть подарила. Уехали на фронт, а метеостанцию нам оставили. Будем строить площадку…

— Тим, где разбивать площадку? — подбежал к ним «истребитель». Груздь важно обозрел окрестность и ткнул пальцем на четыре сосны:

— Тут... Учтите, чтобы тень не падала на приборы.

— Есть! — сказал «истребитель» и убежал.

Одни рыли ямы, другие подтаскивали брёвна. Владька и два помощника монтировали на щиты приборы. У Юрки тоже зачесались руки: захотелось что-нибудь сделать.

— Могу яму вырыть, — сказал он. — Огромную. Какую хочешь.

— Яму не надо.

— Могу в трубу глядеть. Хоть до ночи.

Тимка Груздь посмотрел на Юрку, усмехнулся:

— Есть тебе работа.

— Командуй, — обрадовался Гусь.

Тимка достал из ящика тонкую резиновую камеру и вручил Юрке.

— Знаешь, что это?

Юрка повертел баллон в руках, понюхал.

— Надувать надо?

— Это шар-зонд, — сказал Тимка. — Дуй до горы!

Юрка набрал побольше воздуха и дунул в камеру.

За этим занятием и застал его Стасик. Красный как рак, Гусь дул в необъятную камеру, а она еще не наполнилась воздухом и наполовину. У Юрки слёзы выступили на глазах, а камера не надувалась.

— Брось, — сказал Стасик. — Лопнешь, а не надуешь.

— Надую, — упрямо мотнул головой Юрка.

— Всё равно не полетит.

Юрка зажал трубку рукой, уставился на Стасика.

— Как не полетит?

— Воздух нужен горячий.

У Юрки округлились глаза. Он взял до половины надутую камеру и пошёл искать Груздя. Командир «истребителей» стоял на спине своего заместителя, толстого Борьки, и устанавливал на столбе металлическую тарелку с загнутыми краями. Гусь бесцеремонно дёрнул его за ногу.

— Не полетит, — сказал он, встряхнув шар. — Зря дул, да?

Груздь сверху посмотрел на красного злого Гуся и расхохотался.

— Чего ржёшь? — рассвирепел Юрка. — Я тебе не верблюд.

— Я и забыл, что воздух нужен горячий... — заливался Тимка. — Или дым...

— Где я тебе возьму горячий воздух? У меня в брюхе печки нет.

Тут и Борька не выдержал. Он упал на живот и затрясся от смеха. Груздь полетел кувырком с его спины. Теперь пришла очередь смеяться Юрке и Стасику. В общем, между «истребителями» и ребятами был полностью восстановлен мир…

К обеду метеоплощадка была готова. На летучем собрании «истребителей» начальником метеостанции был назначен Тимка Груздь, а заместителем — Владька Корнилов. Юрка и Стасик были признаны равноправными членами метеорологического общества. Стасику дали тетрадку и велели вести дневник. Владька диктовал, а Стасик записывал показания приборов…

Из поселкового вышел длинный дядя Федя… Дядя Федя остановился у столба, на котором стояла будка, и заглянул внутрь. Ему не надо было вставать на ящик, и так всё видно.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя. — Качается.

— Погоду будем предсказывать, — охотно пояснил Гусь. — Когда дождь, а когда вёдро. И эту... температуру.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя. — Температуру...

— Шары будем запускать… - В небо.

— Ишь ты, — сказал дядя Федя и, удивленно покачивая головой, пошёл домой. Но с полдороги вдруг раздумал и вернулся.

— Как оно? Завтра что будет? — спросил дядя Федя.

— Переменно, — дипломатично ответил Юрка и поглядел на Владькину спину.

— Вона как... — с уважением сказал дядя Федя и поскрёб затылок. — А это... послезавтра?

— Переменно, — сказал Юрка.

— Важная штука, — сказал дядя Федя…

На площадку заглядывали люди, дивились на приборы, расспрашивали. Юрка бойко отвечал на все вопросы. Если спрашивали про погоду, он всем говорил: «Переменно»...»

Что же происходило в Куженкино во время Великой Отечественной войны? Куженкино и Межутоки оказались в прифронтовой полосе, где действовали войска Северо-Западного фронта. Ошибочные планы советского руководства в отношении предстоящей войны с Германией, в которой никто не сомневался, привели к тому, что немцы, не имея численного превосходства в живой силе и технике, смогли неожиданно нанести сокрушительное поражение нашим войскам в приграничных округах. В результате Красной армии пришлось отступать, а немцы высокими темпами продвигались вглубь нашей территории «на плечах противника». Северо-Западный фронт встретил начало войны 22 июня 1941 года в Прибалтике и пытался защищать советские республики Литву, Латвию и Эстонию. Но уже в августе войска Северо-Западного фронта вели бои под Старой Руссой, а в сентябре главной задачей было остановить войска группы армий «Север», рвавшиеся к Бологое – важному железнодорожному узлу, связывавшему Москву с Ленинградом. Остановить немцев и стабилизировать положение на этом участке удалось, но враг смог захватить Новгород на северо-западе и Калинин (Тверь) на юго-востоке от Бологое. 

Линия фронта остановилась километрах в сорока от Куженкино, в районе озера Селигер. После удачного контрнаступления и разгрома немецких войск под Москвой появилась возможность перебросить резервы, усилив Северо-Западный фронт. В результате в январе 1942 года войска фронта нанесли удар из района Осташкова и в конце февраля впервые в ходе Великой Отечественной войны окружили крупную группировку вражеских войск численностью 70 тысяч человек в районе города Демянск. Летом 1942 года немцам удалось пробить рамушевский коридор со стороны Старой Руссы и соединиться с окружёнными соединениями своей 16-й армии. Целый год продолжались боевые действия на демянском плацдарме, закончившиеся отводом немецких войск из мешка в феврале 1943 года. После этого Северо-Западный фронт вёл упорные бои за освобождение Старой Руссы, но её удалось освободить только в феврале 1944 года в ходе развернувшейся наступательной операции под Ленинградом и Новгородом совместно с Северным и Волховским фронтами.

Два с половиной года с начала войны Бологое и Валдай были прифронтовой зоной, где располагалось много воинских частей, в том числе, аэродромов, на которых базировались авиаполки 6-й воздушной армии. Аэродромы нужно было снабжать бензином, моторным маслом, запасными частями к самолётам, боеприпасами, питанием для личного состава и многим другим, поэтому площадки под аэродромы старались выбирать вдоль автотрассы Москва-Ленинград для упрощения «логистики», как сейчас принято выражаться.

Наиболее близкие к станции Куженкино аэродромы располагались возле сёл и деревень Выползово, Макарово, Ильятино, Градобить и Хотилово (надеюсь, как-нибудь дойдут руки написать очерк и об этом). В других окрестных сёлах и деревнях располагались многочисленные службы их обеспечения – узлы связи, метеостанции, госпиталя и пр. Например, в усадьбе Межутоки во время войны размещался госпиталь для легкораненых выздоравливавших лётчиков. В селе Старый Березай, по рассказам его старожилов, размещался узел связи.

Несколько военных подразделений стояли и на станции Куженкино. По берегам речки Ладыженки, огибающей посёлок, до сих пор можно видеть множество ям от землянок, в которых размещался госпиталь для легкораненых. Ещё один госпиталь размещался в посёлке Спехово в западной части станции Куженкино. Старожил Спехово Владимир Андреевич Удалов рассказывал, что во время войны на Спехово располагалась также и метеостанция.

Это сейчас в каждом аэропорту или на военном аэродроме обязательно имеется своя метеослужба. Потому что современный аэродром – это сооружение капитальное. Во время Отечественной войны аэродромы представляли собой более-менее выровненное поле, окружённое землянками для личного состава. В любой момент могла поступить команда на перебазирование авиаполка на другой аэродром. Поэтому аэродром имел минимальную инфраструктуру, а такие службы, как узлы связи, метеостанции и т.д., располагались отдельно и обеспечивали сразу несколько авиаполков. Задачей метеостанций было сообщать информацию о метеообстановке на ближайшие часы и дни, чтобы авиация могла планировать свои боевые вылеты по целям.

Вот туда-то, на Спехово, и бегали вездесущие куженкинские мальчишки смотреть, как военные запускают метеозонды, чтобы определить высоту нижней кромки облачности и скорость ветра на разных высотах.

Фронт начал движение на запад весной-летом 1944 года. Судя по всему, именно об этом времени и пишет Вильям Козлов в предпоследней главе «Юрки Гуся», которую я процитировал («…Воинская часть подарила. Уехали на фронт, а метеостанцию нам оставили»). Видимо, мальчишкой он действительно застал в Куженкино момент, когда одна из метеорологических станций 6-й воздушной армии, находившаяся в посёлке Спехово рядом со станцией Куженкино, получила приказ на перебазирование к новому месту дислокации. Возможно, забрать всё имущество метеостанции не было возможности, и часть его оставили.

Конечно же мальчишкам было интересно разбираться с этими мудрёными приборами. Может, и была у них идея построить свою метеостанцию. Правда, сомневаюсь, что их запала могло хватить надолго. Слишком уж скучное это дело – каждый час снимать показания приборов и записывать в журнал, когда на дворе лето, можно сбегать на речку искупаться, поудить рыбу, сходить в лес за ягодами и т.д. Пожалуй, многие из нас могут вспомнить, как в детстве захватывало какое-то увлекательное на первый взгляд дело, которое вскоре оказывалось скучным и в конце концов благополучно забывалось.

И самое главное, - думаю, что запускать шары у ребят вряд ли получилось. Для запуска воздушных шаров, в том числе и метеорологических шаров-зондов, используется газ - гелий или водород. Маловероятно, что военные оставили мальчишкам баллоны с газом (особенно со взрывоопасным водородом), а если и оставили, то газ быстро закончился. По крайней мере, если бы мальчишкам удалось запустить хотя бы один зонд, то Вильям Козлов не преминул рассказать об этом в повести «Юрка Гусь». Там же, как мы видим, всё кончается розыгрышем.

Но в «Президенте» Вильям Козлов решил «восстановить справедливость» и сделать так, чтобы шары у ребят с острова всё же летали.

Связь этих шаров в «Президенте» с «Юркой Гусём» подтверждает уже цитировавшийся мной выше эпизод.

Книга, глава тридцать третья, стр. 172:

«– Большие ребята, а разной чепухой занимаются, – сказал Гарик.

– Чепухой? – взглянул на него отец. – А ты знаешь, что эти мальчишки с острова умеют управлять трактором, автомашиной, комбайном? У каждого специальность слесаря… У них своя радиостанция, метеорологический пункт, а теперь вот установят телевизионную антенну, будут принимать Москву и Ленинград».

Как мы уже поняли, автор при полной поддержке редактора решил не загонять себя в прокрустово ложе полной достоверности, - вспомните телевизор, акваланг, моторку, остров необыкновенной формы с потайным входом через грот с колодцем, лосей и медвежонка на нём (через колодец что ли они попали туда?). Метеорологические шары-зонды – из той же серии. Для их запуска шефам-военным пришлось бы снабжать ребят баллонами с гелием. Но книжка, как написано на авантитуле, предназначена «для младшего и среднего возраста», поэтому все эти технические нестыковки простительны, особенно за то, что делают повествование захватывающим.

Строительство домика для лётчиков

В рукописи не было cтроительства домика для лётчиков. Оно добавлено в процессе редактирования. Видимо, редактор посоветовала развить тему дружбы ребят с лётчиками - шефами их детского дома.

Книга, глава двадцать четвертая, стр. 132:

«Я проснулся от громкого лая. Выскочил на крыльцо: у нашего берега покачивалась на воде железная моторка. Пятнадцать мальчишек, не меньше, суетились на берегу. Дед яростно налетал на них, но не трогал. Мальчишки, не обращая на него внимания, взваливали на плечи почерневшие брёвна и таскали в лес. Тут были Сорока, Коля, Васька, Тёмный, Рыжий и совсем незнакомые мне. В общем, вся республика. Правда, я не знал, сколько человек живет на острове. Кто-то там наверняка остался. Охранять остров.

Судя по всему, ребята решили строить избушку в лесу. В лодке лежали ящик с гвоздями, три молотка, топоры, лопаты, стопка свежевыструганных досок. К нашему берегу откуда-то всё время прибивало брёвна. Возможно, это тоже работа ребят. Они где-то заготовили лес и сплавляли сюда.

Меня разобрало любопытство: что они там делают, у большого муравейника? Заперев Деда в комнате, я отправился в лес. Ещё издали я услышал перестук топоров, голоса ребят. А скоро и увидел их. Мальчишки строили избушку. Она уже до половины была сложена из брёвен, которые они скрепляли железными скобами. Неподалёку от муравейника ребята строгали, пилили, что-то сколачивали.

Я остановился в нерешительности: на месте оставаться или подойти поближе? Отсюда не слышно, что они говорят, а подойдёшь ближе – увидят.

Сорока сидел верхом на последнем венце и обухом заколачивал в брёвна скобу. Заколотив, вогнал топор в лесину, спрыгнул вниз...»

Книга, глава двадцать девятая, стр. 155:

«Я услышал шум мотора. Сначала подумал, что моторка подошла к берегу. Но шум нарастал, словно обвал. Даже паутина закачалась в углу. Я выскочил из сарая и увидел вертолёт. Он пролетел над самой головой и замер над лесом, совсем близко от нашего дома. Лётчики двигались в стеклянной кабине. Внизу отвалилась дверца, и на верёвке закачался объёмистый пакет. Вот он стал медленно опускаться, коснулся вершин сосен и затерялся среди ветвей. И лишь когда вертолёт улетел, я сообразил в чём дело: пакет был спущен у большого муравейника. Там ребята строят избушку.

Не раздумывая, я бросился в лес. Раздвинув кусты, увидел Сороку и других ребят. Васька обрезал ножом шпагат. Развернули коричневую бумагу, и я увидел четыре плоских ящика. Тёмный топором отодрал крышку. В ящике лежал сероватый шифер. Все понятно: лётчики подбросили ребятам шифер для крыши. Избушка почти готова. Дверь и рамы вставлены, лишь крыши нет. Теперь будет. К вечеру покроют. Я вернулся на берег. Мне стало немного грустно. Почему я должен из-за кустов наблюдать за мальчишками с Каменного острова? Я понимаю, что я для них чужой, дачник. Но всё равно было обидно. Я бы помог им покрыть эту крышу...»

Книга, глава тридцать третья, стр. 169:

«Президент поздоровался с нами и направился в лес. К большому муравейнику. Я был там. Крышу сделали. Домик получился неплохой. Серая шиферная крыша виднелась издали. На дверях деревянный засов. Замка не видать. Когда в домике никого нет, то палка стоит поперёк. Я не стал заходить в избушку, лишь взглянул в окно. Пол настлан, в углу стружки и щепки. Вдоль стен – деревянные нары. И грубо сколоченный стол. А больше ничего нет. Необжитой еще дом…

– Удивительные мальчишки... – сказал отец.

Всё это я вспомнил, шагая к большому муравейнику. Я думал, что увижу там лишь мальчишек с острова, но каково было моё удивление, когда я увидел большой зелёный грузовик и лётчиков. Они сидели на лесной поляне перед домом и разговаривали с ребятами. У избушки лежали сумки, мешки, к стене приставлены бамбуковые удочки. Приехали рыбачить. По лесной дороге, по которой я, Гарик и Федя возвращались с Каменного Ручья.

Вот для кого ребята построили избушку. Здесь будут лётчики жить. С субботы до воскресенья. До избушки им удобнее добираться, чем до острова. Здесь близко проходит дорога. На машине можно всегда подъехать». 

Этот домик для лётчиков на берегу Островитинского озера (и даже не один) существует в действительности. Вильям Козлов оказался свидетелем его строительства и описал в повести.

К сожалению, вынужден прерваться на несколько дней. 

Продолжение следует